Шри Чинмой

Мой брат Читта. Воспоминания Читты Ранджана

Бог, из Своего бесконечного Сострадания, даровал мне проницательность, чтобы я увидел нашего самого младшего брата так, как его полагалось увидеть. Мне исключительно повезло, потому что я знал, кем он был. Я нежно любил его. Он также отвечал мне взаимностью. Мы любим друг друга глубоко, одухотворенно, безгранично и, вероятно, в равной степени безусловно. «Чит» плюс «мой» = Чинмой. «Чит» означает «сознание»; «мой» означает «полный»: полный сознания, «всенаполняющего» сознания.

Как я уже говорил раньше, у меня было несколько снов перед тем, как родился Чинмой. Когда Чинмою было два года, у меня было видение. Во сне мне явилась исключительно сияющая фигура и сказала: «Самый младший и самый дорогой в вашей семье Мадал является в высшей степени великой душой. Я наделяю тебя ответственностью служить ему». Этот Приказ в моем видении доставил мне невообразимую радость. На следующий день, рано утром, я схватил Мадала в охапку, посадил его на плечи и понес к нашей матери, чтобы рассказать о своем сне. Услышав мой сон, моя мать одарила меня нежной улыбкой: «Начиная с десяти или одиннадцати лет, задолго до вашего рождения, я молила Бога даровать мне сыновей, подобных Шри Кришне, и дочерей, подобных космическим богиням, которых я могла любить и которым бы служила всю мою жизнь». Такой была наша мать, Йогамайя, мать нежности, мать сострадания и сердца-единства. Молитва моей матери была исполнена Богом, и Чинмой пришел в нашу семью.

В 1933 году мой старший брат Хридай поселился в Ашраме Шри Ауробиндо. Ему тогда было двадцать один или двадцать два года. Он был просто блестящим студентом. Мой отец был в ярости. Он даже не взглянул на нашего брата перед его отъездом. Тогда моя мать дала клятву, что будет голодать до смерти, если отец не повезет ее в Ашрам. Матери потребовалось два дня, чтобы смягчить сердце моего отца. К концу второго дня он сдался. Он повез мою маму и всю нашу семью в Ашрам.

Моя мать была очень, очень счастлива встретить Божественную Мать и Шри Ауробиндо. Ее сердце было глубоко тронуто. Она увидела их как прямые инкарнации Господа Шивы и его супруги, Парвати. По возвращении в Читтагонг она, словно ребенок, рассказывала своим друзьям обо всех своих возвышенных переживаниях.

В то же время, человеческое в ней должно было сыграть таинственную роль. Она хотела вернуть домой ее самого старшего сына, Хридая. Хотя она испытывала любовь и преданность по отношению к Шри Ауробиндо и Матери, она хотела, чтобы ее самый старший сын вернулся и остался с ней в Читтагонге. Это было перетягивание каната между человеческой привязанностью и божественным притяжением.

Перед тем, как уехать из Ашрама в Читтагонг, она была готова сказать Божественной Матери, чтобы та попросила ее сына Хридая вернуться в Читтагонг. Но вместо этого она сказала совсем другое, что секретарь Ашрама, Нолини Канта Гупта, перевел с бенгальского как: «Мать, я так благодарна тебе за то, что ты приняла полную ответственность за моего самого старшего сына. У меня еще шестеро детей. Я бы хотела, чтобы ты приняла их на свой путь».

— Да, да, — сказала Божественная Мать, — я приму полную ответственность за всех твоих детей.

Тогда наша мать сказала: «Они еще слишком малы. Пожалуйста, позволь мне оставить их с собой еще на несколько лет. Через несколько лет, когда они подрастут, я отправлю их всех к тебе».

— Очень хорошо, — сказала Божественная Мать. — Со временем все они придут ко мне.

Вот что говорит сердце и что делает ум. Наша мать была уже готова спросить Божественную Мать, может ли она забрать Хридая с собой в Читтагонг. Вместо этого вперед вышла ее душа и попросила Мать принять ответственность за остальных членов семьи.

Я приехал в Ашрам, чтобы стать его постоянным членом, в 1942 году. Остальные члены нашей семьи поселились в Ашраме в последующие годы. Чинмой посетил Ашрам в 1933 году, когда ему не было еще и двух лет, после того, как Хридай стал постоянным членом Ашрама. Затем он приезжал в 1936, 1939, 1941 году, и в конце марта 1944 года он стал постоянным членом Ашрама. Наша мать оставила тело в начале 1944 года. В трехмесячный срок Чинмой приехал в Ашрам Шри Ауробиндо и стал его постоянным членом. А 13 апреля 1964 года, повинуясь внутреннему Приказу, он уехал в Соединенные Штаты.

В 1944 году, во время Даршана, Мать сама представила Чинмоя Шри Ауробиндо, говоря: «Самый младший брат Хридая, Чинмой...» Обычно Мать никогда не делала ничего подобного. Хотя некоторые из нас приехали и присоединились к Ашраму намного раньше Чинмоя, Мать обыч- но обращалась к нам как к братьям и сестрам Чинмоя. Пообыкновению Мать всегда представляла меня как «брат Чинмоя». Сейчас мы прожили в Ашраме не меньше сорока лет. И даже теперь, говоря о нас, многие члены Ашрама называют нас «братьями и сестрами Чинмоя». Такую нежность, такую любовь он получал и от Матери, и от членов Ашрама.

В 1936 году, во время нашего посещения Ашрама Шри Ауробиндо, секретарь Ашрама Нолини Канта Гупта захотел узнать настоящее имя Мадала, потому что «Мадал» было его детским именем. Я был слегка озадачен. Какое подходящее имя мы могли бы дать нашему самому младшему брату? Самого старшего брата звали Хридай Ранджан. Мое имя — Читта Ранджан. Моего младшего брата зовут Маноранджан. В голову приходило дать Мадалу в качестве настоящего имени «Прана Ранджан», но оно не радовало мое сердце. Внезапно я получил внутреннее послание. Божественный голос снова и снова отдавался эхом в моем сердце: «Чинмой! Чинмой!» Мой человеческий ум никогда не думал, что однажды это имя будет принято, любимо и почитаемо бесчисленными искателями Истины и любящими Бога.

К сожалению, я совсем позабыл довольно много историй из детской жизни Мадала. Однажды вечером наши родители и все мои братья и сестры сидели вместе, наслаждаясь вечерней беседой. Это был семейный soiree (вечер). Моя сестра Мэри (Ахана) совершенно неожиданно спросила Мадала, кого из членов нашей семьи он любит больше всех. Мадал не ответил. Он просто подошел и забрался ко мне на колени. Здесь говорит моя искренность. Я никак не мог склонить его к этому, но моя любовь к нему навсегда останется непостижимой.

С самого детства у Мадала было огромное желание писать книги и печатать книги. Я так благодарен Богу за то, что Он исполнил желание моего младшего брата. Учитель бенгальского Прабакар Мукхерджи был самой нежностью и любовью по отношению к Чинмою, считая его лучшим учеником в своем бенгальском классе. В 1955 году, когда была опубликована первая книга Мадала «Волны-пламени», Мукхерджи написал в своем предисловии:

«В 1946 году поэт [Чинмой] пересказал бенгальское предание Шри Ауробиндо Kshamar Adarsha (Идеал прощения) в форме поэмы на бенгальском, в котором не меньше 200 строк. Поэт Ниродбаран показал поэму нашему Учителю, который отметил: «Это превосходное поэтическое сложение. У него есть способность. Скажи ему, пусть продолжает». Такова была оценка Шри Ауробиндо.

Поэма была опубликована в журнале Partha Sarathi в марте 1948 года с высокой оценкой в комментарии редакции. Чинмой написал эту поэму, когда ему было 14 лет. В таком юном возрасте он проявил свой великий талант. Неудивительно, что он стал знаменитым поэтом! Мы все время замечали в Чинмое влияние Тагора, Вивекананды и Шри Ауробиндо. Когда Чинмой был подростком, мы видели в нем Тагора, многообразие способностей, Вивекананду, неукротимого героя, и Шри Ауробиндо, основателя Интегральной Йоги.

Среди божественных качеств Чинмоя, нас, как и, пожалуй, весь мир, больше всего радует детская непосредственность его сердца-фонтана.

Когда он был младенцем, его голова и животик были сравнительно больше других частей его тела. И по гороскопу его именем было Ганапати, поэтому наша бабушка обычно говорила, что он непременно будет еще одним Ганапати — Сиддхи Датой, — дарующим осознание, и также писателем, который в один присест записал «Махабхарату» за мудрецом Вьясой. У Ганапати голова и живот тоже были большими. Наша бабушка говорила, что Мадал собирается стать великим писателем, как Ганапати. Она напророчила это много, много лет назад. Она оказалась права. Теперь мы знаем, как в Америке Чинмой написал сотни стихотворений в течение двадцати четырех часов.

С самого детства у Мадала было огромное стремление к познанию. Он всегда был любознательным. Он хотел знать больше, больше, больше, и у него всегда была куча вопросов к матери. Мама обычно говорила: «Когда ты вырастешь, ты все узнаешь, ты получишь все ответы».

Однажды Мадал спросил отца, как звали нашего дедушку. Отец сказал, что его звали Рамачандра. Тогда Мадал спросил, как звали отца Рамачандры. С большим трудом наш отец ответил ему. Тогда Мадал спросил, как звали отца отца Рамачандры, нашего прапрадедушку. Мой отец сказал: «Я не знаю. Как я могу все это знать?»

Мой маленький брат сказал: «Как же ты не помнишь имени своего прадедушки? Это значит, что у твоего отца не было дедушки».

Мой отец сказал: «Мой сын, janina, janina — я не знаю, не знаю. Как я могу все это знать? Зачем мне помнить?»

Мадал сказал нашему отцу: «Я не могу в это поверить! Как это ты можешь не знать? Когда я вырасту, я буду знать все!»

Мой отец сказал: «Конечно, ты будешь знать все».

Наша мама обычно жаловалась на Мадала. Она говорила: «Он всегда все ломает. Он становится таким несносным». Отец никогда не соглашался с ее жалобами. Обычно он говорил: «Он ведет себя вполне нормально».

У Мадала было детское развлечение. Он мог называть время, не глядя на часы. Он доказывал нам это много раз. Когда он был маленьким, он не мог правильно читать время на часах. Но когда мы спрашивали его, который час, он мог ответить, не глядя на часы. Часы были в какой-то другой комнате, а он смотрел на нас и правильно называл время. Он никогда не ошибался. Это вызывало огромное удивление и восхищение всех членов нашей семьи.

Однажды он сказал мне, что собирается полететь на небо. Я спросил: «Как?» Он сказал: «Этого я не знаю, но я собираюсь лететь, потому что хочу пойти и поиграть с луной и звездами. И когда я буду возвращаться, я точно соберу и принесу вниз несколько звезд». Мы обычно наслаждались его душевными и невинными переживаниями.

Ничто не удовлетворяло его. Это не было недовольством в обычном смысле этого слова. Это было превосхождение его достижения, которого он жаждал. В атлетической жизни он был большим чемпионом. С шестнадцатилетнего возраста он всегда приходил первым в забегах на короткую дистанцию. Тем не менее, он не был удовлетворен, потому что чувствовал, что обычно на тренировке бегал лучше, чем во время соревнований. Стремление превосходить свою способность и отсутствие желания побеждать других доставляют нам большое удовлетворение. Такое же отношение он развивает у своих учеников и последователей, их цель — прогресс, а не успех.

Когда Чинмой был маленьким мальчиком, он был предметом обожания не только членов нашей семьи, но и родственников, и соседей. Он был милым, он был добрым, он был любящим и, в то же время, непослушным. Когда бы ни разбивалось что-то на кухне, прежде, чем его спрашивали, Мадал начинал вопить во весь голос, что он этого не делал. Наша мама обычно говорила: «Тогда кто же это разбил?» Мадал отвечал: «Я не разбивал этого, не разбивал. Это разбили мои руки, а не я». Тогда мама спрашивала: «Чьи же это руки?» Мадал говорил: «Они, может быть, мои, но я этого не ронял. Это мои руки уронили». Потом он обычно дарил нашей маме милую улыбку и убегал.

Наш отец обычно говорил: «Я очень счастлив, что мой самый младший сын приносит в нашу семью такую живость, жизненную силу и энтузиазм. Все мои остальные дети — святые. Они не придают значения энергии жизни. А этот младший сын — сама жизнь, сама жизненная энергия и энтузиазм».

Просьбы Мадала ко всем членам нашей семьи больше походили на любящие приказы. Отец, мать, братья и сестры обычно получали огромное удовольствие, выполняя его просьбы. Все его просьбы мы принимали как его любящие требования.

В 1963 году, 13 января, Чинмой подарил Нолини-да, секретарю Ашрама Шри Ауробиндо, книгу со стихотворением, которое он сочинил ко дню рождения Нолини-да и которое перевел на двенадцать языков. Позже, этим же утром, когда Норман Доусетт пришел поздравить Нолини- да с днем рождения, Нолини-да сказал ему: «Посмотри, что сделал для меня Чинмой». Норман оценил: «Да, вижу. Это очень красиво». Нолини-да продолжил: «В давние времена люди выражали свое почтительное отношение к царям на разных языках, как можно большем количестве языков. Так что, я царь!» Потом, покидая комнату, оба обменялись милыми улыбками.

С какой любовью относились к Чинмою члены Ашрама! В двухдневный срок он смог получить стихотворение, переведенное на такое количество разных языков. Скорее всего, это было из-за высокого положения Нолини-да в Ашраме.

Его первого стихотворения я никогда не забуду. Однажды вечером, когда мы прогуливались по улице вдоль Бенгальского залива, к нему пришла строка стихотворения. Он не захотел ее записывать. Он попросил меня, и я записал. Я научил его азам бенгальского стихосложения, которые нужно знать при сочинении стихов.

Тагор получил признание, когда был моложе других поэтов, все они были старше его. Точно так же, когда Чинмой был совсем юным, он получил признание нашего самого выдающегося поэта Ашрама, Дилип Роя, одного из первых учеников Шри Ауробиндо. Чинмой отправил ему двести стихотворений, и тот поправил их в нескольких местах и сказал о них несколько очень хороших слов.

Чинмой не стал продолжать учиться в школе. Это был неприятный опыт для всей семьи. Когда он отказался учиться, старшая сестра очень огорчилась. Она пролила много слез, потому что боялась, что ее младший брат останется неграмотным. Она очень сильно страдала. Но Чинмой всетаки продолжал по-своему учиться, часами и часами работая в библиотеке, и у него были такие наставники, как Прабхакар, его учитель бенгальского, К. Д.Сетна и, наконец, Нолини-да, секретарь нашего Ашрама, которые развивали в нем способность к английской литературе.

Однажды Чинмой вышел из главного здания Ашрама. На улице к нему подошел юноша по имени Ромен и сказал ему: «Тебе нужно писать стихи на английском языке». Чинмой сказал, что не хочет и не умеет писать, потому что не знает английского размера стиха. Ромен сказал: «Я научу тебя». Потом Ромен напросился к нам в дом на два-три часа. Он показал Чинмою английский размер стиха, и Чинмой смог написать свое первое стихотворение на английском языке «Золотая флейта».

Чинмой отправил стихотворение в журнал Мать Индия для публикации, и менеджер был очень, очень доволен. Он прислал за стихотворение двадцать пять рупий, и Чинмой предложил их Матери. Когда Чинмой отправил в этот же журнал третье стихотворение, этот менеджер находился с визитом в Ашраме. Когда он узнал, кто такой Чинмой, который написал «Абсолют», он выронил трость и обнял его. «Так это ты написал? Ты написал?!» — все спрашивал он. «Да, я», — отвечал Чинмой. Этот менеджер не мог поверить, что «Абсолют» всего лишь третье стихотворение Чинмоя на английском языке.

Первой книгой Чинмоя была Волны-пламени. Мать очень высоко оценила ее. Его второй книгой была Бесконечность — Шри Ауробиндо, и третьей — Мать Золотой Вселенной. Когда Мать прочитала эту книгу, она сказала: «Ты положил на стихи мою ежедневную программу. Это превосходно». Четвертой книгой Чинмоя была Chandelier (Светоч).

Я так счастлив, что мне доводится массировать голову и стопы Чинмоя. Когда он чувствует себя не хорошо, он просит меня сделать ему массаж. Я массирую его голову и стопы, и он получает облегчение. Я так горжусь этой работой.

Раньше Чинмой был в наших руках. Теперь он в Руках Всевышнего. Но те, кто ему помогают, заслуживают наших очень особых благословений и благодарности. Мы молимся о его победе и победе его духовных детей.