В Индии очень жарко, но поскольку наш банк обслуживал европейцев, отец находился под влиянием европейской культуры и всегда носил костюм, а иногда и галстук.
Вечером, когда он приходил домой и снимал пиджак, я иногда брал деньги у него из кармана: несколько песо, меньше, чем несколько центов.
Мне не приходило в голову спрашивать его или говорить ему, я просто брал да и все. Когда мама ловила меня на этом, она всегда ругала меня. Однажды я слышал, как мать говорила отцу: «Ты знаешь, что он крадет деньги?»
— Кто крадет? Он? — спросил отец.
— Я видела, как он брал деньги из твоего кармана, — сказала мать.
Но отец только рассмеялся и сказал: «Мой младший сын, мой дорогой сын не имеет права брать деньги из моего кармана? Разве это воровство?»
— Что, если он начнет брать деньги у других? Я должна вмешаться раньше, чем это случится», — сказала мать.
Она считала, что если сегодня я краду у отца, то завтра, возможно, украду у брата, а послезавтра у кого-нибудь еще.
О Бог, для меня было невыносимо даже и думать о том, чтобы залезть в чужой карман. Но отец встал на мою сторону. Он сказал: «Пока он лазит за деньгами в мой карман, меня это не тревожит. Он мой сын, и я знаю, что у других он никогда не возьмет».
Я брал у отца деньги довольно часто, но всегда понемногу. Однажды вор был пойман жертвой. Отец спросил, что я делаю. Я ответил: «Ты же мой отец, так что — все в порядке!» Отец только рассмеялся. Однажды, собираясь чем-то заняться после работы, он сказал мне утром: «Сегодня я, возможно, совсем не приду домой, так что лучше я дам тебе две рупии. Они тебе пригодятся». Итак, отец дал мне две рупии! Это было, по крайней мере, раз в двадцать больше того, о чем я даже и не помышлял брать раньше.
Вот какой был мой отец! Он не раз говорил матери: «Из всех наших детей мой Мадал — единственный, кто заботится о материальном благе. Всех остальных наших сыновей и дочерей мы потеряли. Они все думали только о Боге, только о Боге, так что для нас они потеряны. Но в этого я верю. Он истинно мой сын».
Мою мать радовало, что все дети увлечены духовной жизнью. Отец и мать иногда спорили об этом. На самом деле они оба были высоко духовными. Но в отличие от матери, отец очень скрывал свою духовность.
Иногда я также брал деньги у одного из своих старших братьев. Он был мне, как второй отец — столько в нем было любви ко мне. Больше я бы ни у кого не стал брать денег, разве что только в особых случаях, когда я просил других старших сестер и братьев дать мне несколько рупий.
Раза четыре-пять в году в деревне проходила ярмарка. Перед ярмаркой я шел к отцу и просил у него денег. Я складывал их, чтобы никто не видел, и прятал в карман. Потом я выпрашивал денег у матери и старших братьев и тоже прятал. После этого я шел к сестрам и с печальным лицом жаловался, что у меня совсем нет денег на ярмарку. Сестры тоже получали деньги на ярмарку от отца, но поскольку были старше, они получали больше. Они всегда были очень сострадательными, и, бывало, отдавали мне большую часть своей доли.
И что же я делал, когда попадал на ярмарку? Возможно, вам трудно поверить, но я покупал для себя какой-нибудь пустяк — немного леденцов. Все остальные деньги я тратил на покупку подарков для семьи. Когда вечером после закрытия ярмарки я возвращался домой и отдавал им все, что купил, они так радовались. Это их очень трогало. Поскольку все это повторялось, то каждый раз, когда я начинал плакать и притворяться, что отец с матерью не дали мне денег на ярмарку, братья и сестры стали давать мне больше, чем раньше. Они отдавали мне больше, чем оставляли себе, потому что знали, что я пойду и куплю им что-нибудь.
Позже отец продемонстрировал мне высоту своего сострадания и любви. Он был джентльменом, его всегда очень уважали. Много, много лет подряд каждое утро к нам приходил парикмахер, чтобы побрить отца и иногда подстричь ногти. Но в последние годы своей жизни он пользовался услугами парикмахера только тогда, когда нужно было подстричься. Хотя у него было достаточно денег, он говорил, что ежедневные визиты парикмахера — это расточительство и излишество. Сэкономленные деньги он клал в копилку на полке и хранил их для меня. Я приходил к нему за деньгами довольно часто. Иногда мне становилось стыдно, так как отец старел, и все эти лишние хлопоты были из-за меня. Отец стал бриться сам, только чтобы иметь возможность давать мне больше мелочи.